Потом матушка Ранульфа поразила Валу рассказом о том, что произошло в поместье Хил-Хаус. Вся округа, говорила она, была повергнута в ужас страшными событиями, унёсшими жизнь молодого наследника и стершими с лица земли само поместье. Правда, прислугу в доме и селян не тронули, были убиты только солдаты. Никто не сомневался, что это дело рук валлийцев, хотя на обычный набег это походило мало. Лично она, матушка Ранульфа, считает, что это Мэрил ап-Томас наказал Холта де Варуна за страдания Валы и гибель её маленькой дочери. А сейчас владение перешло к младшему брату рыцаря Ноэлю де Варуну. Он пока не отстроил дом и там не живёт, но все дворовые люди, крепостные и арендаторы подвластны теперь ему.
Вала была потрясена. Дорогой дедушка, он отомстил за неё! А Ричард испытал огромное удовлетворение от жестокого наказания обидчика его любимой и ощутил сильнейшее почтение к уэльскому лорду.
Дальше разговор переключился на Тима. Настоятельница поняла, что мальчик и дальше останется с Валой и новым господином, перед которым он преклонялся. Сам Ричард очень хорошо отзывался о своём юном оруженосце и сказал, что приложит все силы, чтобы возвести его со временем в рыцарское достоинство. Это было отрадно слушать. Тим был чрезвычайно горд и полон желания угодить своему рыцарю во всём.
– Только одно не даёт мне покоя, – грустно проговорил мальчик. – Все рыцари имеют свои родовые имена, а я просто Тим. Это как-то неправильно. Я никогда не смогу чувствовать себя наравне с другими.
– Не надо огорчаться, мой мальчик, – сказала на это настоятельница. – Я сама не раз думала об этом. Судя по твоим способностям к обучению и по белью, в котором тебя нашли, твоё происхождение достаточно достойное. Кто знает, какие обстоятельства заставили твою мать отказаться от тебя. И, по-моему, она надеялась ещё тебя отыскать, потому что оставила на тебе вот это.
С такими словами матушка Ранульфа встала и подошла к высокому бюро, стоящему в углу комнаты. Она открыла маленький ящичек и достала оттуда что-то завёрнутое в кусочек шёлка. Затем подала Тиму на раскрытой ладони серебряную подвеску на цепочке – изящный медальон в форме треугольника и на нём буква F.
– Я не знаю, что это значит, мой мальчик, и никаких сведений больше не имею, – продолжила она. – Но я считаю, что ты имеешь право на эту вещицу и на родовое имя тоже. Однако единственное, что я могу предложить тебе, это имя моей семьи – Эллиот. Возьми его в знак моего признания твоих заслуг и носи с честью.
Тим ничего не смог сказать. Губы его дрогнули, он упал на колени, спрятав лицо в складках тёмного одеяния матушки, и заплакал навзрыд, не стесняясь своих слёз. Вала плакала вместе с ним, но слёзы её были светлы, и даже у Ричарда глаза подозрительно заблестели. А матушка гладила склонившуюся к её коленям вихрастую голову и тихонько говорила что-то доброе, успокаивающее.
Утром, перед тем, как двинуться в путь, Вала ещё раз поговорила с матушкой Ранульфой. Она снова выразила глубокую благодарность настоятельнице за своё спасение, а потом протянула ей на открытой ладони золотую монету.
– Это совсем немного за ту помощь, что вы оказали мне, матушка, – сказала она, – и за Тима, он стал для меня очень близким человеком. Мы с Ричардом решили, что эта монета из приданого, данного мне королём, должна послужить процветанию вашего монастыря.
Матушка ещё раз обняла молодую женщину и пожелала ей счастья. Потом она благословила их всех, и отряд тронулся в дорогу. Путь их лежал к поместью Хил-Хаус, вернее к тому, что от него осталось, – Вала хотела ещё раз помолиться на могиле дочери и проститься с ней. Доехали быстро. Лето, светлый день и хорошая охрана – как всё это отличалось от того зимнего ночного побега, когда мела метель и непонятно было, что ждёт впереди.
Ворота поместья оказались закрытыми, однако солдат, его охраняющих, видно не было. Выглянул дворовой мужик и спросил, чего надобно. Вала велела позвать Симона. Мужик ушёл и вскоре на его месте возник старый управитель. Он с удивлением воззрился на внушительный отряд, стоящий перед воротами поместья, – что может быть нужно людям на этом пепелище? Потом вдруг узнал Валу и расплылся в широкой улыбке:
– Господи, Боже мой! Госпожа! Леди Вала! Вы живы. Какое счастье! А у нас тут…
– Я знаю, Симон, – сказала Вала. – Я просто хочу проведать могилу дочери прежде, чем уеду опять на север, где нашла спасение.
– Милости прошу, госпожа! Милости прошу, господин мой! Господского дома-то не осталось. Я себе отстроил домишко в две комнаты и приглядываю за людьми. Проезжайте.
Он открыл ворота, и отряд въехал во двор. Поместье действительно представляло собой мрачное зрелище. На месте дома, где Вала пережила столько унижений и горя, чернели обгоревшие остатки стен, как страшный призрак вздымалась вверх печная труба. Часть строения была разрушена полностью.
Смотреть на это не хотелось, и она попросила Симона проводить их с мужем к могилке Уны. Подойдя к маленькому холмику, Вала долго смотрела на него сухими глазами, в которых застыла боль. Она как будто окаменела. Ричард мягко обнял её за плечи и притянул к себе. Только тут Вала ожила. Она прижалась к плечу мужа и горько зарыдала. Рыцарь не торопил её – пусть выплачется, ей будет легче. Когда слёзы иссякли, Вала прочла над могилой дочери молитву и прошептала слова прощания:
– Пусть душа твоя будет спокойна, малышка моя. Я помню и люблю тебя, и никогда не забуду. Твой убийца наказан смертью, девочка моя, и может быть, это утешит тебя немного. Прощай, дочурка. Я снова уезжаю на север, где нашла спасение для себя. Прощай, маленькая.